Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

— О, я уж недолго буду вам в тягость, — с грустью сказал Калеб и, шатаясь, подошел к стулу. Он был очень бледен и выглядел совсем больным.

— Что с тобою, отец?

— Мне очень плохо. Я уж недолго протяну. Дни мои сочтены, и вы скоро избавитесь от меня.

— Велика потеря! — проворчал Дик.

— Я… я… оставил вам свою ферму и все, что у меня было…

— Перестань, не надрывай мне душу!

— Все или почти все. Я вам не говорил, что приберег на черный день не… немного деньжонок. Ах, я… я… так озяб!

Старик сильно дрожал.

— Дик, разведи огонь, — сказала жена.

— Вот еще глупости! Сегодня и без того адская жара.

— Деньги небольшие, — дрожа продолжал старик, — всего только пол… полторы тысячи долларов. В… вот они!

Он показал пачку кредиток.

Полторы тысячи долларов! Вдвое больше, чем стоила вся ферма с движимостью! Дик даже выпучил глаза, а Калеб не преминул, как бы невзначай, показать ручку белого револьвера.

— Ты совсем болен, отец! — воскликнула Сарианна. — Позволь, я принесу тебе водки. Дик, разведи огонь. Отец совсем застыл.

— Да… пожалуйста… огня… я весь… дрожу… меня… знобит…

Дик теперь не заставил себя просить. Вскоре в большом камине запылал яркий огонь, и в комнате стало невыносимо жарко.

— Вот тебе водка с содовой водой, отец, — сказал Дик совсем другим тоном. — Не хочешь ли хины?

— Нет, нет, мне теперь лучше. Итак, я говорю, что мне недолго осталось жить. Законных наследников у меня нет, и эти деньги после моей смерти достанутся правительству. Но я говорил с адвокатом. Нужно только… добавить… добавить пару слов в дарственной записи… на ферму… тогда вы получите капитал, что будет совершенно справедливо.

Калеб дрожал всем телом и ужасно кашлял.

— Отец, позволь мне послать за доктором, — просила Сарианна.

Дик тоже нехотя прибавил:

— Да, отец, позволь мне сходить за доктором.

— Нет, нет, не беспокойся. Это ничего. Мне скоро будет лучше. Что документ у вас?

— Как же. Он у Дика в комоде.

Дик побежал наверх за документом. В те времена в Канаде реестры еще не велись. Владеть документом значило — владеть фермою, потерять его, значило — лишиться земли.

Старик дрожащей рукой перелистывал кредитки, словно считал их.

— Да… ровно… полторы тысячи, — произнес он в то время, как Дик вошел с документом.

— Где у вас перо… и чернила?

Дик пошел за пересохшей бутылочкой чернил, а Сарианна искала перо. Рука Калеба сильно дрожала, когда он взялся за пергамент. Он внимательно просмотрел его. Да, это был тот самый документ, который сделал его нищим. Калеб быстро оглянулся. Дик и Сарианна были на другом конце комнаты. Он встал, сделал шаг вперед и бросил дарственную запись в огонь. Держа в правой руке револьвер, а в левой кочергу от камина, он стоял, выпрямившись во весь рост. Слабость как рукой сняло; глаза его горели, и он, наводя дуло, повелительным голосом крикнул «назад!», когда Дик кинулся спасать документ. В минуту дарственная запись сделалась жертвою пламени, а с нею вместе погибли все права Погов на имущество. Между тем документы самого Калеба благополучно хранились у нотариуса в Дауни.

— Теперь, — воскликнул Калеб, — убирайтесь из моего дома! Проваливайте из моих владений и не смейте трогать ни одной моей вещи!

Он громко крикнул «эй! эй!» и три раза стукнул по столу. Послышались шаги, и вслед за тем в комнату вошел Рафтен с двумя людьми.

— Судья Рафтен, прошу вас вывести из моего дома этих людей, присвоивших себе незаконные права.

Старик дал им несколько минут времени, чтобы собрать платье. Затем они в бессильной злобе отправились пешком в Дауни. Они собирались пустить Калеба по-миру, но вместо того их самих постигла такая же участь.

Калеб вернул свою собственность и мог опять зажить припеваючи. Рафтен поздравил его, и они вместе посмеялись над успехом своей проделки. После того Рафтен заговорил о деньгах и сразу замолчал, ожидая, что сделает Калеб. Старик поспешил достать пачку кредиток.

— Вот твои деньги, Билль. Я даже не считал их. Премного тебе обязан. Если тебе когда-нибудь понадобится дружеская услуга, рассчитывай на меня.

Рафтен усмехнулся, пересчитал кредитки и сказал:

— Правильно.

Калеб и по нынешний день не знает, что капитал, который он держал в руках, состоял из бумажек, не имевших никакой ценности.

Через неделю, когда старый охотник один сидел за ужином, кто-то потихоньку постучался в дверь.

— Войдите.

Вошла женщина. Турок вскочил с рычанием, но сейчас же принялся вилять хвостом. Женщина откинула покрывало, и Калеб узнал Сарианну.

— Что тебе нужно? — резко спросил он.

— Я не виновата, отец. Ты сам это знаешь. А он, теперь меня совсем бросил.

Сарианна в коротких словах рассказала свою печальную историю. Дик женился на ней только ради фермы, и теперь, когда ферма уплыла из рук, не хотел её больше знать. Он вел дурную жизнь, «в тысячу раз хуже, чем кто-нибудь думал», и, наконец, просто-напросто прогнал Сарианну от себя.

У Калеба гневная вспышка никогда не продолжалась более пяти минут. Он, видимо, понял, что Сарианна говорила правду, и вскоре дома восстановился порядок давно минувших дней. Сарианна опять вела хозяйство, и старик мог спокойно доживать остаток своих дней.

Пог исчез. Говорили, что он отправился в Соединенные Штаты. Бродяга о трех пальцах больше не показывался, и в округе совершенно прекратились прежние воровства. Через три года пронесся слух, что два преступника, бежавшие из американского исправительного дома, были застрелены. Один из них, несомненно, был Дик Пог, другой, судя по описанию, был рослый, высокий мужчина с тремя пальцами на правой руке.

Согласно сенгерским обычаям, возвращение фермы надо было отпраздновать «сообща». Поэтому устроена была вечеринка, на которой присутствовали Рафтены, Бёрнсы и Бойли, так как Чарльз Бойль был закадычным другом Калеба. Видное место занимали также «индейцы». Калеб понимал, что к радостному событию, главным образом, привели встречи на бивуаке.

Калеб служил посредником между Чарльзом Бойлем и Вильямом Рафтеном. Их вражда была забыта, по крайней мере, на время, когда они, к великой радости Яна и «всего племени», стали рассказывать о первых временах своего поселенчества. Маленький Бобер впервые увидел здесь четырех незнакомых мальчиков. Это были: Весли Бойль, приземистый, смуглый, живой, одного возраста с Самом; его двенадцатилетний брат Питер, толстый блондин, с веснушками и косыми, глазами; их кузен Чарльз Бойль-младший, добродушный, приветливый и веселый, и, наконец, Сирус Дигби, щеголеватый городской мальчик, который иногда бывал в гостях у «фермеров» и неизменно являлся в белых манжетах и высоком стоячем воротничке. Эти мальчики очень заинтересовались сенгерскими индейцами. Одним из последствий вечеринки у Калеба было сформирование нового племени индейцев, куда вошли три Бойля и их городской товарищ.

Так как большая часть их была из семьи Бойлей, и лес, в котором они охотились, принадлежал Бойлю, то они назвали себя «Бойлерами». Руководил ими Весли. Он был ловок, силен, энергичен, и потому из него вышел хороший вождь. За свой крючковатый нос, темные волосы и карие глаза он получил прозвище «Черный Ястреб». Городской мальчик, любивший выставлять себя на показ и отлынивавший от работы, был назван «Рокшей». Питер Бойль превратился в «Чижика», а Чарльз за свой особенный смех, при котором показывались большие передние зубы, получил прозвище «Белки».

Они устроили себе бивуак по образцу сенгерских индейцев и вообще усвоили их нравы, но между обоими племенами сразу же возникло соперничество. Сенгерцы чувствовали себя старыми и опытными поселенцами. Бойлеры полагали, что они знали столько же, если не больше, и к тому же превосходили сенгерцев числом. Соперничество скоро перешло во вражду. Произошла общая битва кулаками и грязью. Затем назначен был поединок между Главными Вождями. Черный Ястреб победил и получил скальп Дятла. Бойлеры были в восторге. Они уже рассчитывали завладеть бивуаком сенгерцев, но в рукопашной схватке между двумя племенами счастье могло им изменить.

Как-то в сражении один на один Гай одолел Чарльза и забрал его скальп. Вслед за тем Маленький Бобер послал вызов Черному Ястребу. Вызов был принят с высокомерием. Опять Вождь Бойлеров победил и получил второй скальп, а Маленький Бобер должен был позорно удалиться с подбитым глазом.

В Боннертоне Ян всегда считался трусливым мальчиком, но это в значительной степени обусловливалось угнетениями, которым он подвергался дома. Сенгер имел на него благотворное влияние. Для него совершенной новостью было то, что глава семьи относился к нему с уважением, и Ян стал мало-помалу уважать самого себя. Жизнь в лесу развила в нем решимость, а восстановившееся здоровье поддерживало в нем смелость. И вот на следующий день, когда неприятель явился во всеоружии, Ян, к общему удивлению, опять вызвал Черного Ястреба. В действительности Яну для этого пришлось сделать над собою отчаянное усилие. Одно дело вызвать мальчика, которого ты надеешься победить, и другое — вызвать того, кто накануне сам тебя победил. Сказать правду, Ян в душе испытывал страх и трепет, но в том и заключается храбрость, чтобы итти вперед, когда страх подсказывает — «назад».